Видимо, последняя запись в этом блоге

В 2008 году я бросил жежешечку и ушёл в аскеты. На Blogger меня никто не читал, и слог явно захромал. Это хорошо видно, если сравнивать первые страницы двух блогов. Я убедился сегодня в этом с долей огорчения, когда стал читать архив предыдущих записей. Подтолкнули к этому сразу две вещи: день рождения Тони Фёдоровой-Мартыновой и вопрос нынешнего моего начальника, как так вышло, что я потерял веру и ушёл из церкви. Эти события связаны для меня между собой, всё произошло в 2006-2007 годах. И хоть они происходили независимо друг от друга, одно подтолкнуло к решению другого.


Теперь я решил окончательно перейти на standalone. Быть может, новая самостоятельность поможет преодолеть нынешний "переходный возраст".


В дальнейшем меня можно читать по адресу:

KLTRTRGR.COM

Большой свободный мир добровольно выбирающих "Русское радио"

Молдаванские столовщицы в режиме конвеера накладывают риэлторам и офис-менеджерам азу и спагетти, а те, рассаживаясь по свободным местам в зале, стараются докричаться друг до друга сквозь звучащий на столовую эфир "Русского радио".
Обеденный "час пик". Очередь из воротничков выходит за пределы столовой. На кассе сидит пергидрольная раскосая "Маша", у которой с русским языком всё куда лучше, чем у посудомоек.
После того, как Тимати прочитает куплет про кремлёвские стены и супермэна, Григорий Лепс заскрипит "А я уеду жить в Лондон!" Риэлторы обсуждают трудности очередной продажи, а офис-менеджеры спорят о жизни своих каморок 5х9 метров, заставленной работающими круглые сутки компьютерами. После рекламной паузы с гэгом Нагиева, Сергей Жуков из "Руки вверх" запевает "Он не я". Узбечка, выжимающая фреш для стареющей бухгалтерши, улыбается: ей явно нравится песня. Она встала сегодня в шестом часу, чтобы, пробравшись через час-пик метро, остаться в нём в течение рабочего дня. Специально для неё мужчины из мюзикла "Нотр-Дам" поют, что готовы отдать душу за ночь с Эсмеральдой.
Воротнички сдают подносы в специальное окошко молодой раскосой "Гале" со старыми руками в резиновых перчатках. Пробираясь через очередь ожидающих обеда работников других офисов, они оставляют позади азиаток, молдаванок и Юлию Савичеву. Вечером, уладив дела с трудной квартирой, можно будет сесть в автомобиль, и, стоя в пробке, включить, чтоб не думалось, "Русское радио", где Ёлка споёт про Прованс.

Урок взросления

Прошёл год. Теперь я боюсь жёлтого света утренних лучей, лезущего из родительской комнаты. Это последнее, что я видел, выходя из дому 21 февраля 2012 года. Я ехал в Институт искусствознания решать свою судьбу. Судьба разрешилась сама телефонным звонком, когда я практически добрался: "Твой отец умер".

Так я вынужден был ступить на путь стоицизма...

Треск духовных скреп и падение человеческой исключительности

"Теории и практики" совершили опасный поступок. Они перевели статью голландского биолога Франса де Ваала. О, это опасная статья. Такая же опасная, как песни группы T.a.T.u., если бы их прилюдно исполняли сегодня. Опасная, как челябинский метеорит после заявления православного блюстителя Димы Энтео Цорионова о том, что икона божией матери на МКС защищает землян от космических угроз. Опасная, потому что простым языком и популярным изложением рвёт те духовные скрепы, которыми нас пытаются придушить.
Простыми научными фактами, демонстрацией воспроизводимого опыта, методами, соответствующими всем принципам научной методологии, де Ваал показывает, что такие понятия как альтруизм, взаимопомощь,чувство справедливости, забота о других — боже мой! — эволюционные приобретения, свойственные отнюдь не религиозному человеку, и даже не одним лишь высшим приматам, а обезьянам вообще; а также слонам, дельфинам, собакам и вообще животным с определённым уровнем интеллекта.
Наука вновь становится дерзким вызовом, словно не было последних 150 лет. Прилюдное чтение "Происхождения видов" или обсуждение опытов Павлова вновь стало пощёчиной общественному вкусу. Нет большего нонконформизма, чем открыто провозглашать научные истины, вести пропаганду законов физики и действий сил природы.
Если же кто-то в вашем окружении вдруг заговорит о духовных основах народа, разворачивайтесь и уходите — вы оказались на совете нечестивых. Приличному человеку не место в таком обществе.

Мокроступами по языку

Если Жириновский заговорил о чистоте языка, то значит по живому великорусскому можно устраивать поминки. Это крайне прискорбно, потому что политическая роль лидера ЛДПР — хоронить проекты. Такой сценарий, тут ничего не попишешь: если Владимир Вольфович что-нибудь публично озвучивает, то реакцией на это будет гогот окружающих и верчение пальцем у виска. Он для того и выступает в нашем партийном театре. Высказался, все потыкали в него: "Смотри какой дурак! Что несёт! Гагага!" — и в обществе по определённой теме установился консенсус.

Был правда в спектакле серьёзный промах, когда осенью 2011 года его трибунные речи о коррупции и политическом тупике, в котором оказалась страна, внезапно стали восприниматься обществом всерьёз. Тогда бы режиссёрам стоило задуматься... Впрочем, протестующие спустили пар, турбулентность пройдена, и снова на актёрах привычные маски. Жириновский требует защиты русского языка, а в него тычут пальцами со словами: "Смотри, во дурак!"

Между тем, защита русского языка полезна и политически мотивирована. Нормальной языковой политики у нас в стране просто нет. Защитой языка от англицизмов занимается французская Академия. Насколько мне известно, на государственном уровне собственный язык оберегают в Ирландии, Польше. Свой уклад французского берегут в Канаде. Прошлогодний пример парламенских баталий в украинской Раде демонстрирует, что для ближайших наших соседей, которых многие наши сограждане до сих пор воспринимают единым с русскими народом, языковой вопрос является крайне болезненным. Пример Беларуси, в которой родной язык в силу исторических причин и не без законодательных поблажек со стороны Лукашенко, практически полностью вытеснен из обиходного употребления, должен быть назидательным.

Однако в нашем случае проблемный вопрос задал Жириновский. В своей игре он практически сразу сумел выставить себя посмещищем, сведя ситуацию до уровня шишковистского баламутства. Рассуждения разом упёрлись в мокроступы и членодумов, а русский язык остался ещё обделённей, чем был до того, как о нём вспомнили.

Пляски на костях Дятлова

Представьте, что готовится большой российский кинопроект: продюссером выступает Бекмамбетов, режиссирует Бондарчук, подняты нехилые бабки... Снимают фильм про то, как профессор Бауманки, которого играет то ли Аркадий Мамонтов, то ли Андрей Караулов, решил разобраться в тайне происшествия в Розуэлле в 1947 году, и поехал туда с группой студентов. Студенты, разумеется, тоже все как на подбор: тут и Борис Корчевников, и журналисты группы "Чрезвычайного происшествия" НТВ и прочие приторговывающие жопой представители новой элиты... В общем, заранее ясно, что от этого лубочно-клюквенного кинотрэша на выходе не стоило бы ждать классический пример голливудского саспенса.

Беда в том, что именно так, как вышло бы с кино про Розуэлл, окажись оно реальным, на самом деле поступают с нашим родным "Перевалом Дятлова" русские продюссеры. Кого ищут владеющие капиталами россияне? Правильно, таких же беспринципных сволочей, готовых за дополнительную сумму маму родную продать. Поэтому они обрели родного человека в Ренни Харлине. До этого ему предлагали снять кино про "плохих русских", и он сделал "5 дней в августе". Теперь с деньгами пришли русские, и беспринципный Ренни с радостью согласился. На выходе вместо потрясающего русского мифа, в котором в одном узле сплетены секретные военные испытания, сибирские духи, владеющие горами, инопланетяне и бог весть что ещё, олучился незамысловатый рассказ о каких-то студиозусах, исчезнувших в суровых русских лесах. Советская легенда пала жертвой алчных, не умеющих работать и ничего не понимающих капиталистов. Необразованность и бескультурье...

"Я понял, что мы просто фактом своего существования отравляли эту империю"

К сожалению, мы принципиально не запоминаем того, что связано с нашим прошлым. Вот даже Pussy Riot с лёгкой руки Романа Волобуева как-то предпочтительнее видеть сквозь отражение Ульрики Майнхоф, а не в качестве продолжательниц дел Засулич и славных дореволюционных терористок.

Вот и о Кароле Модзелевском, интервью которого напечатано в журнале "Новая Польша", у нас никто не знает. Он не удостоился статьи в русской Википедии. Не бог весть какая фигура — историк-медиевист, человек изучавший прошлое соседской страны, о которой мы знать ничего не желаем. Человек, подготовивший идейную основу для независимого объединения профсоюзов "Солидарность". Один из тех, кому Окуджава посвящал произведения, что вылилось в интервью на старом OpenSpace (само по себе удивительно).

Кирилл — такое имя он носил при рождении — появился на свет в Москве в 1937 году.

«Кажется, не очень хорошо были выбраны место и год для рождения — так мне говорили потом, я не выбирал»,

— рассказывает Кароль. Отца арестовали спустя три недели после рождения. Он был студентом последнего курса танкового училища, и попал под раздачу в связи с делом
Тухачевского. Дедушка по материнской линии в это время сидел. За меньшевизм. После, уже живя во Вроцлаве, пожилая мать Кароля, когда того в связи с волнениями, поднятыми "Солидарностью" посадят в третий раз, будет говорить корреспонденту Бернару Гетта, который пытался через неё передать в тюрьму сигареты "Голуаз":

«Вы знаете, я уже больше не могу. Мой отец — его арестовали, его приговорили, он был в лагере, я ему носила пачки — махорку, папиросы. За что его арестовали? Потому что он был коммунистом <...> Мой первый муж тоже был коммунист. За то его и арестовали. И я носила ему передачи, папиросы, махорку. Второй муж тоже был коммунист. И тоже он сидел. Сын — раз его посадили, я ему носила передачи, папиросы. Второй раз его посадили, я ему носила передачи, папиросы. Третий раз его посадили... Почему его посадили? Потому что он коммунист, конечно. А я никакая не коммунистка, я простая женщина, и в этом коммунизме не разбираюсь. Я не хочу. Заберите ваши сигареты».
 

Когда Модзелевский вместе с Яцеком Куронем в 1965 году писали, по его выражению, "первую версию глупостей", в ней излагалась идея, которую отказываются принимать как должное все наши революционеры по сию пору.

«Я думал, что надо действовать конспиративно и не столько в университете, а, главным образом, среди рабочих. И я написал тайное письмо — маляву — о том, что нашим намерением была не «салонная оппозиция», а настоящая. Поэтому вместо демонстрации властям своих намерений надо тайком идти к рабочим на заводы и создавать подпольную организацию. Это мое письмо было встречено на воле взрывами хохота, тем не менее его содержание было довольно рискованным».
 

Модзелевский ориентировался на работающие методы, которым его научил советский режим. Он рассказывал об этом для старого OpenSpace:
 

«Раз оказалось, что этот режим на деле попирает те идеалы, которые он провозглашает и которые он нам внушил, значит (а это не один человек виноват, а режим, система), плохой режим. Нас учили, что с ним делать, его свергнуть надо путем революции. Больше вам скажу: кто делает революцию, тоже нас учили — рабочие, рабочий класс. И поскольку внести эту мысль должна интеллигенция, мы решили, что подходит время революции».
 

В пору вспомнить о нашем Координационном Совете оппозиции, который ничто и ни для кого, и сравнить его с опросом московских рабочих с фабрики "Рот-Фронт", проведённым этой осенью Павлом Пряниковым, продемонстрировавшим всю тупиковость нынешних политических движений.

Интеллигенты смеялись в 1965 году, но спустя пятнадцать лет независимый профсоюз "Солидарность" стал главной угрозой существованию советской Польши. Этого бы не было без той записочки и без упорного труда Яцека Куроня, с которым судьба свела Кароля.

 Ту "глупость" молодые Кароль и Яцек ездили сверять с выпущенным из страны на гастроли Окуджавой. В Польше Булат был чуть ли не популярнее, чем в Советском Союзе. Однако лирику барда понимали совсем иначе. Гражданственней, что ли. В этом заключалось различие между противниками режима там и здесь. Если здесь были диссиденты, в Польше люди считали себя политическими борцами. Отечественный нравственный импульс оказался новым витком русских поисков святого града, где все живут не по лжи. Диссиденты сами не заметили, как их деятельность обрела сектантские черты, а целеполагания покинули разряд осуществимых, благополучно мимикрировав в чаяния будущего века.

Так любя повторять про повторение истории в виде фарса, нынешние оппозиционеры сами не замечают, как в своей борьбе под единым знаменем с мерзостями нынешней власти превращаются в пародию на антисоветчиков.

Тем современнее звучат воспоминания Модзелевского о запахе тлена, который источала советская действительность периода Перестройки. Тогда как историк Кароль впервые решился поехать в страну своего детства. К тому моменту Кароль стал сенатором в сейме, и мог поехать с диппаспортом. Всё предыдущее время его гложили страхи:
 

«А вдруг мне скажут: ты никакой не Модзелевский, никакой не Кароль, только просто Кирюшка. И ты наш, остаешься здесь. Не посадят, но задержат. И я этого боялся. Несмотря на то что я помнил, что это была когда-то моя родина. Все мое польское тождество построено по приказу: сделайте, пожалуйста, акт брака Зигмунта Модзелевского с Натальей Вильтер, сделайте, пожалуйста, свидетельство рождения как сына Зигмунта Модзелевского. Не было никакого усыновления формального».
 

И вот, приехав в Киев на конференцию "Славяне и Римская Империя", Модзелевский наблюдает, как украинские академики, пыжась, специально читают свои доклады по-украински. Это непонятно русским, это трудно самим украинцам, но это была принципиальная позиция. В рамках той же конференции для польской делегации выделили автобус с водителем для посещения археологических раскопок под Черниговым. Однако куда интереснее конечного пункта поездки оказался дорожный рассказ водителя, поторый без стеснения поведал делегатам о том, как однажды присутствовал при вскрытии места массовых расстрелов в Быковне под Киевом.
 

«И тут я понял, что в СССР кроме меня уже никто не боится. Значит, это государство обречено, не сдобровать им»,
 

 — вспоминает Модзелевский свои впечатления. Поехав после этого в Москву, он решил обсудить свои впечатления с кем-нибудь, кто мог понять его. Бернар Гетта, тогда работавший корреспондентом в Москве, посоветовал:
 

«Ты не ходи к диссидентам, они тебе будут говорить про все те нравственные правды, которые тебе давно знакомы. Ты иди к тем, кто работает как интеллектуалы в горбачевском правительстве. Я тебе дам несколько адресов».
 

И была встреча с Отто Лацисом, который тогда был кем-то вроде нынешних Михаила Бударагина или Маргариты Симоньян, а в наше время стал одним из людей, стоявших в начале прекрасного журнала "Русский Репортёр", и Модзелевский был поражён внеидеологической трезвостью собеседника, и это было сильнее любых сторонних намёков.

А потом была поездка в Набережные Челны, где Модзелевский познакомился с Валерием Писигиным. Сейчас он занимается историей американской музыки второй половины ХХ века, а за плечами имеет большую общественно-политическую карьеру. В то время он был главой Политического клуба имени Бухарина. При встрече Писигин продемонстрировал Модзелевскому папку, содержащую вырезки из советских газет, в статьях которых хулилась деятельность профсоюза "Солидарность".

«И в этих вырезках ручкой были подчеркнуты самые важные бранные тексты. Я посмотрел на это и тогда понял, что этот паренек — интеллигентный, способный, харизматичный — не мог слушать радио «Свобода», потому что его глушили. Вместо этого он читал «Правду», «Известия» и «Красную звезду» и подчеркивал то, что ему казалось важным. И он это считал «учебником подрывной работы». Тогда я понял, что мы не декларациями, не фразеологией, а просто фактом своего существования отравляли эту империю. Что это был смертоносный яд, который неуклонно проникал прямо в сердце империи посредством ее же печати. Я, конечно, не верил, что это мы империю уничтожили, но поверил в то, что это очень подмывало ее основы. Это было действие простого примера — это можно!»

До свиданья, наш ласковый скеуморфизм

Скотт Форстолл был уволен из Apple.
Это значит, что iOS, какой мы её знали последние несколько лет, канула в прошлое. Форстолл был идейным вдохновителем живоподобного UI, известного нам как skeumorphism. дизайн приложений казался нам таким новыми и интересным, когда появился на iPad с системой 3.2: матерчатые задники приложений, словно обтянутый в кожу календарь, и Адресная книга... они действительно сделали её книгой! Она стала жутко неудобной, но в первое время всё равно воспринималась так мило. Подобного больше ни у кого не было. "Вот она, продуманность интерфейса до последней детали!", "Настоящее единство искусств и технологий!", "Уроки каллиграфии, которые получал Джобс, не прошли даром!"...
Конкуренты, пытающиеся добиться столь же правдоподобного интерфейса, частью надорвали животики, как RIM со своим Playbook (помнит ли эту таблетку ещё кто-нибудь?), а частью продолжают выпускать отвратительные по своему внешнему вдиу программы, как Samsung.
Форстолл, казалось, обыграл всех. Джобс мог ликовать. HP сам зарубил webOS, Android второй версии не могли спасти никакие "живые" обои, а Nokia и RIM остались в прошлом десятилетии. Но там, где старые враги повержены, новый может возникнуть из ниоткуда. И таким врагом оказался Metro UI. Сама компания Apple так долго билась с плагиаторами, требуя от них придумать что-то новое вместо того, чтобы слепо копировать её успехи, что оказалась без козырей, когда на поле появился такой игрок. К тому же, из HP в Google перешёл Матиас Дюарте, занявшийся тотальным пересмотром дизайна Android, в следствие чего к четвёртой версии эта операционная система обрела свой новый, не похожий на остальные вид и UX.
Укореняющееся в тело операционных систем Apple живоподобие потеряло былую свежесть и очаровательность. Да и после смерти Джобса позиции Форстолла, который, говорят, чрезвычайно неуживчив, и был в фаворе лишь под защитой Стива, оказались под ударом. Живоподобие чрезвычайно раздражало Джона Айва, главного инженерного дизайнера Apple. Он, говорят, сравнивал отделку "под кожу" с отвратительным дизайном интернет-сайтов конца 90-х — начала 2000-х. Тогда было модно навешивать меню, оформленные под гламурный глянцевый леденец. И то и другое по мнению Айва смотрелось и смотрится раздражающе и неправдоподобно, коверкая лучшие идеи, которые инженеры Apple вкладывают в производимую технику. Не доволен быть отнюдь не только Айв. С выходом OS X 10.8, в которой живоподобные элементы интерфейса превзошли разумные пределы, люди занялись самостоятельным вычищением оных, дабы те не мешали работе.
В результате, внутренние интриги после смерти Джобса завершились ровно тем, что происходит после смерти диктатора. Форстолл, работавший со Стивом ещё в пору NeXT Computers, уходит. С ним уйдёт и живоподобие, а внешний вид техники Apple обретёт согласие с UI работающих на ней операционных систем. На серьёзные изменения в UI iOS у дизайнеров Apple есть около семи месяцев. По всей видимости, к концу весны нам продемонстрируют бету седьмой версии модибльной операционной системы. Как резко она изменится внешне?

С чего начинается Родина?

Не стоит забывать, что дискурс "failed state" относительно России был рождён в консервативном лагере. Центральной идеей было утверждение: Советский Союз рухнул, но никакой державы взамен так и не возникло. Умеренные представители консервативного лагеря годами блеяли о "национальной идее" в контексте ублюдошной русской философии, в то время как радикалы грезили "консервативной революцией".
Либералы, считавшие себя безоговорочными победителями в исторической борьбе, предпочитали игнорировать существование своих противников, отмахиваясь утверждением "красно-коричневые", будто  оно жестокое оскорбление. Левые соглашались на звание. Центристы у власти, подмахивающие и тем и этим, в качестве пролегомен к собственной институционализации выдвигали лозунги об "особом пути" или сурковское "суверенная демократия", но на распространение дискурса это не влияло. Как недавно говорил Кашин, беда в том, что никто за 20 лет так и не придумал альтернативы.
Собственно, когда к декабрю 2011 года дискурс "failed state" стал всеобъемлющим, результатом чего оказались зимние митинги, целью властьпридержащих стали лихорадочные поиски точки опоры для сохранения равновесия. Такой опорой стали традиционалисты, а мы по уши окунулись в "консервативную революцию".
Теперь наши дети читают сказку Пушкина "О купце Кузьме Остолопе и его работнике Балде", разучивают "Отче наш" на уроках светской этики, а депутаты, которым этого мало, хотят до кучи засунуть религиозную точку зрения на происхождение человека в курс истории. Чтобы закрепить первые успехи, православные священники со святым Сталиным на устах рекомендуют вернуть крепостничество. Россия вступила в активную фазу строительства национальной идеи. "Консервативная революция" победила.
Мы будем иметь право знать не просто отцензурированную, но и выправленную историю. Читать правильные книжки классиков, доблестно переписанные чиновниками от культуры, чтобы кто чего не подумал. Песни мы теперь будем петь только исправленные батюшками. Потому что, как говорил патриарх, Ваша жизнь не принадлежит Вам. Словом, строится Держава.

Только вот остаётся открытым вопрос, смогут ли консерваторы победить порождёный ими же дискурс о России как "failed state"? Искренне надеюсь, что нет.

Странно

Когда я ухожу на работу, жена ещё спит. С каждым этажом, отдаляющим меня от квартиры, где она осталась, с каждым шагом к метро я ускоряю ход времени, отправляя её в прошлое по отношению к ощущаемому мной. Хотя это и не заметно, но мы уже живём в разных слоях физического пространства, именуемых "настоящим".
Незаметно для нас часы под землёй отмеряют время чуть медленнее, чем на поверхности, а "настоящее", в котором спит жена, отдаляется от моего в прошлое ещё на доли секунды.
Время — это сама Земля, кружащаяся вокруг Солнца, несущегося с небывалой скоростью в хвосте галактики Млечный Путь, летящей в огромном кластере нескончаемого скопления звёзд в неизвестность. Волна, запущенная Большим взрывом, разносит рождённую им материю во всех направлениях. Так воспринимается время.
"Настоящее" оказывается одновременно светом звёзд, дошедшим до нас, и самими звёздами, давно погасшими. В настоящем Вы читаете этот абзац, слово за словом, переходя со строчки на строчку, конденсируя в себе скорость света, а граф Лев Толстой умирает в доме начальника станции Астапово. Пока Вы пробегаете глазами по тексту, Аристотель обучает Александра, потомок Денисовского человека впервые вступает на берег Австралии, Винсент Ван Гог отрезает себе ухо...
Все эти действия происходят в вибрирующем, растягиваемом гравитацией, похожем на резину и подверженном энтропии пространстве-времени. Они все в настоящем, различающемся положением Земли по отношению к Солнцу, положением Солнца, по отношению к центру Млечного Пути, положением Млечного Пути по отношению к другим галактикам в окружающем скоплении и так далее, и так далее...
В описываемом общей теорией относительности пространстве прямо сейчас, но в другой по отношению ко мне точке умирают защитники Сталинграда; можно вычленить точку, в которой, не зная того, мои отец и мать зачинают меня. Всё это происходит сейчас где-то там.



Альберт Эйнштейн, как-то беседуя с Рудольфом Карнапом о природе времени, сокрушался тем, что физика не видит существенного различия между прошлым и будущим, которое переживает каждый человек, способный ощущать лишь "настоящее". «То, что это ощущение не может быть охвачено наукой, — вспоминал после Карнап в своей "Автобиографии", — казалось ему фактом болезненного, но неизбежного поражения».